Ольга Рябоконь

Классический гомеопат

Главная » Факты и комментарии » В медицинском зазеркалье

В медицинском зазеркалье

Отдельные лица, доверяющие гороскопам, предсказывали мне милостивое отношение дракона, покровителя минувшего, 1988 года. Я далека от всякой мистики, однако надо же такое — в издательстве «Наукова думка» вышла моя книга «Очерки о гомеопатии», материалы для которой собирались в течение многих лет. Первая, после очень долгого перерыва, книга о предмете моей работы и моей жизни — о гомеопатии .

Теперь я получаю много писем с просьбами, вопросами и предложениями. Знакомые же — и прежде всего коллеги — спрашивают меня, как я чувствую себя в роли молодого автора и что думаю по поводу сломанного запрета на такого рода издания — запрета, который существовал свыше четверти века.

Что касается первого вопроса, то я вспоминаю рассказ матери о пожилом фельдшере, ее сокурснике по медицинскому институту (в те времена возрастного ценза для поступления в вузы не было). Этот фельдшер шутил таким образом: «Вот окончу институт, получу диплом, приеду на место работы, умру и обо мне скажут — умер молодой доктор».

Второй вопрос вызывает у меня совсем иной отклик: я счастлива. Мне удалось хоть что-то рассказать о замечательном терапевтическом методе, и так хотелось бы, чтобы сборник медико-биологических развлекашек стал первой, но не единственной ласточкой, знаменующей весну для гомеопатии.

И в самом деле, эта область врачебной деятельности долгое время была в нашей стране как бы полуофициальной. Работать-то гомеопаты работали, не где-нибудь в подполье, в поликлиниках, все честь честью, но время от времени им то с одной трибуны, пониже, то с другой, повыше, сообщали, что они не вполне хороши и желанны, что не совсем или совсем не соответствуют научной реальности, не вписываются в научно-технический прогресс и материалистическое мировоззрение. Лечиться у гомеопатов — это иное дело, такое желание возникало то и дело даже у тех, кто издавал суровые административные предписания. Лечились годами и поколениями. Поколениями работали и врачи-гомеопаты...

Может быть, я пишу излишне сбивчиво. Знакомый художник, прочитав «Очерки о гомеопатии», назвал меня импрессионисткой. Это мне польстило — надо же, попала в такую хорошую компанию. Кстати, Нильс Бор писал: «Причина, почему искусство может нас обогатить, заключена в его способности напоминать нам о гармониях, недосягаемых для систематического анализа».

Есть люди, склонные эмоционально воспринимать окружающий мир, сосредоточивая эмоции вокруг профессиональных интересов. Для них профессия и хобби сливаются в одном предмете; я думаю, это большое везенье. Мы говорим: искусство врачевания — и это так, но не дремлет мысль и о том, что медицина — это наука, значит, ей надлежит быть точной и опираться на фундаментальные законы природы. Впрочем, пациенту нередко бывает безразлично, как именно врач отыскал для него эффективное лечение, лишь бы отыскал — важен, как теперь принято говорить, конечный результат. Но случается и по-другому, когда не только врач, но и его пациент желает знать, по каким законам протекают процессы в организме и каким образом будет действовать предписанное лечение.

Вообще говоря, механизм действия лекарств весьма интересует всякого мыслящего врача, не только фармаколога. Механизм этот выяснен с той или иной степенью достоверности для многих препаратов, но далеко не для всех. В аннотациях то и дело можно прочесть: действует так-то и так-то, но механизм действия изучен не до конца. Обилие, разнообразие, а порой и непредсказуемость вредных побочных действий также свидетельствуют о том, что исследования далеки от завершения, даже если речь идет о давно применяемых лекарствах. Так, антипиретические анальгетики применяются более 100 лет, но вряд ли кто-то сможет точно сказать, как именно они действуют. Препараты солей золота тоже отнюдь не новинка, однако их интимные отношения с нашим организмом сокрыты тайной, хотя старания снять таинственный покров прилагаются, и немалые: препараты эти эффективны при некоторых трудноизлечимых заболеваниях, но, к сожалению, лечению сопутствуют осложнения... А вот гливенол — препарат возрастом помоложе, но и о нем в популярнейшем своем руководстве профессор М.Д. Машковский пишет, что механизм действия познан недостаточно. То же вы прочтете и о пеницилламине и о церукале. Показания и противопоказания, дозы и способ введения — все это отработано, но сам процесс взаимодействия с организмом в подробностях еще не постигнут, приподнята лишь часть завесы.

Меня, естественно, интересует механизм действия гомеопатических лекарств. Они значительно отличаются от общепринятых (аллопатических — впрочем, не все приемлют этот термин). Напомню, что гомеопатия оперирует малыми дозами лекарственных веществ, применяемых по принципу подобия. Готовятся лекарства методом последовательных разведений индифферентным веществом, обычно в десяти- или стократном соотношении. Эти малые дозы или, как их принято называть в гомеопатии, разведения делятся на низкие, средние и высокие, в зависимости от того, сколько раз повторена процедура разведения. Чем разведение выше, тем большее число раз разбавлялось исходное лекарственное вещество, то есть «выше» в гомеопатии означает «меньше», и то лекарство, на этикетке которого стоит цифра 6 (1Е+7 раз), существенно сильнее, чем помеченное цифрой 3 (1Е+4 раз).

Высокие разведения не вписываются в современные фармакологические представления о дозировках — нехитрый математический расчет приводит к парадоксальному выводу, что исходное вещество в своем первоначальном виде в таких разведениях (скажем, 50) просто отсутствует. Однако опыты, проводимые в последние десятилетия, показывают, что воздействие лекарственного вещества на живые объекты продолжает регистрироваться даже после того, как последние молекулы химического вещества исчезают из раствора . И хотя некоторые результаты такого рода ставятся под сомнение, вряд ли следует отвергать их с порога.

Чтобы выяснить многие гомеопатические феномены (и прежде всего вопрос о том, какие изменения происходят в гомеопатических растворах, когда перейдена граница молекулярной делимости материи), надо, по-видимому, отрешиться от обыденных представлений и повседневного опыта. Трудность в том, что не из чего строить модели, нет аналогий. Это приводит в замешательство ученых, более всего фармакологов, а порой вызывает желание не заниматься такими вопросами вовсе, отбросив их как не требующую обсуждения бессмыслицу.

Но как быть с практикой врачей-гомеопатов? За их плечами полуторавековой опыт успешного применения гомеопатических разведений, в том числе высоких и очень высоких. Они горой стоят за свои малые дозы по одной-единственной, но очень серьезной причине: удачное лечение этими дозами, и не только пустяковых заболеваний, и не только при одних лишь функциональных нарушениях, которые можно как-то подправить. Многочисленные достоверные факты не объяснить ни психотерапией, ни эффектом плацебо, и отвергать их можно только по классической схеме: этого не может быть, потому что не может быть никогда. Факты не перестают существовать оттого, что мы не в состоянии их объяснить.

С гомеопатических позиций так понятны парадоксальные действия современных медикаментов. Вспомним — люминал иногда возбуждает, вместо того чтобы давать снотворный эффект, хлористый кальций усиливает кровотечение, а не способствует его остановке. И еще вспомним про обилие и разнообразие побочных действий одного и того же препарата, разное их проявление у разных людей, значимость индивидуальных маркеров для успешного назначения лекарств. Боюсь, что исключить гомеопатическую ветвь из медицинской науки можно только в приказном порядке, не иначе.

Так каков же механизм действия гомеопатических разведений? Хороший вопрос. Но задают его почему-то практическим врачам. Они не могут на уровне высокой науки ответить на этот вопрос. Их ли это вина? Ведь есть огромный аппарат медицинской науки, вооруженный всем необходимым для разрешения такого рода проблем...

В последнее время гомеопатия вновь стала темой дискуссий. В одной из них — за круглым столом газеты «Советская Россия» — министр здравоохранения РСФСР А. Потапов высказал верную мысль, что не практические врачи, а ученые должны найти объяснение механизму действия гомеопатических лекарств. Но как ученых заинтересовать? Некоторые гомеопаты пытались сделать это, причем, большей частью, немудреным, но доступным способом: они излагали свои проблемы своим же пациентам, разумеется, удачно вылеченным,— их не надо убеждать в действенности гомеопатических лекарств. Однако большим ученым хватает своих проблем, а теоретические пробелы в нашем ремесле они не расценивают как препятствие к врачеванию — их-то вылечили без теории... Вот почему дальше обнадеживающих рассуждений, теплых пожеланий и не очень четких-советов дело не шло. А. сетованиями теоретиков не разжалобишь. Вполне очевидно, что лекарства действуют — так чего же еще?

Похоже, что большинство гомеопатов приемлет этот тезис — в самом деле, чего же еще? Это, во всяком случае, если не оправдывает, то объясняет отчасти их исследовательскую инертность. Выяснение механизма вряд ли сделает гомеопатию существенно эффективнее, хотя принесет, конечно, моральное удовлетворение и признание в ученом мире. Такое признание сейчас очень важно для развития гомеопатии как терапевтической системы, а может быть, и не только для нее.

Нельзя сказать, чтобы исследователи совсем не занимались экспериментальной деятельностью в области гомеопатии. С тридцатых годов нашего века для выяснения физико-химической сущности гомеопатических разведений и их активности использовали разнообразные методы, включая спектральный анализ, микрохроматографию, радиоизотопные методы. Научные исследования ведутся сейчас во Франции, Бельгии, Австрии, Великобритании, США, Индии и других странах — об этом можно узнать в выходящих «там» журналах и в докладах проведенных «там» конференций. Однако механизм действия больших и малых разведений пока не ясен. Остается думать, что науке известны не все реакции и отклики живых объектов на воздействие извне, тем более высокоорганизованных объектов на малые воздействия. Скорее всего, нераскрытыми остаются эволюционно самые старые механизмы. Отбросив эту идею как абсурдную, мы можем пройти мимо многообещающих фактов. Быть может, высокие гомеопатические разведения действуют на неведомые нам центры, дающие команду — воспринимать информацию или нет, подобно тому как иммунная система распознает «свое» и «чужое»?

Льщу себя надеждой, что «импрессионистке» простительны такие фантазии. В конце концов, я принадлежу к клану практиков, которые используют в какой-то мере свой, но еще больше чужой опыт, помогающий найти конкретное лекарство для конкретного больного. Моя задача — уловить как можно точнее сходство, подобие между клинической картиной в каждом конкретном случае и обобщенной лекарственной характеристикой. И если такое подобие удается отыскать, то вслед за тем, при приеме лекарств, логично проистекает заранее предполагаемое улучшение здоровья. А как именно — нет, не отвечу. Не знаю. Знаю только, что проистекает.

В гомеопатии внешне все элементарно просто. Очень скромная терапевтическая система. Утешением служат слова знаменитого физика О. Френеля о том, что природа часто делает многое малыми силами.

Попытки построения различных гипотез, относящихся до гомеопатических разведений, предпринимались неоднократно. Обычно они появлялись под воздействием какой- либо модной, носящейся в воздухе идеи. Основатель гомеопатии Самуэль Ганеман говорил о влиянии гомеопатических разведений на жизненную силу, присущую человеку; подробности сего влияния не выяснялись, что, впрочем, характерно для науки его времени. Термин «жизненная сила» был тогда принят, понятен и вполне удовлетворителен. «Ввиду того, что факт положителен, научная теория, объясняющая, как он происходит, имеет для нас мало значения», — так писал Ганеман.

В дальнейшем, когда «жизненная сила» перестала удовлетворять исследователей, они большей частью сходились на том, что гомеопатические лекарства поддерживают, стимулируют защитные силы организма. Одни считали, что происходит нечто вроде вакцинации, другие сравнивали гомеопатические лекарства с катализаторами, обладающими сродством к определенным тканям и способными активировать биохимические процессы в организме. Позже московский врач-гомеопат Н.М. Вавилова обратилась к кибернетическим понятиям о саморегулирующихся системах, считая, что гомеопатическое лекарственное воздействие можно рассматривать как специфическую информацию, влекущую за собой перестройку обменных процессов. Вот цитата из ее труда «Гомеопатическая термодинамика» (1962г.): «Поскольку кибернетика разрешила проблему управления в сложных саморегулирующихся системах посредством информационного способа, то есть акта воздействия слабой интенсивности, но оказывающего большое энергетическое действие, гомеопатия видит в кибернетике обоснование своего метода, который не связывает акт биологической информации с его интенсивностью, то есть с достаточно большой дозой. Гомеопатический метод лечения с полным правом можно назвать информационным методом воздействия на биологическую систему больного организма». С такой точкой зрения можно спорить, если, конечно, о ней где-то можно узнать; работа Вавиловой не была напечатана в доступных изданиях, как, впрочем, любые другие работы по гомеопатии в те годы.

Чтобы объяснить действие гомеопатических разведений, привлекалось понятие олигодинамии. Термин этот означает действие малой силой, он введен в прошлом веке немецким ботаником К. Негели для обозначения описанного им впервые токсического действия на клетки металлической меди и серебра — кусочки этих металлов погружались в сосуд, где находились водоросли. Прибегали также к помощи теории электролитической диссоциации, из которой следует, что в достаточно разбавленных растворах наблюдается полная диссоциация электролита, а как раз от степени диссоциации зависит сила действия раствора. И еще в ключе гомеопатии рассматривались работы В.Н. Введенского, А.А. Ухтомского, И.П. Павлова, П.К. Анохина...

Мне кажется наиболее вероятным, что гомеопатическое лекарство вносит в организм информацию, которая ведет к перестройке обменных процессов в предсказуемом направлении. Но как совершается восприятие этой информации, пока неведомо, а искать корни проблемы надо, по-видимому, в дальних пластах эволюции биологического мира.